Н.В.Работяжев

В эпоху революционных потрясений мысль нередко направляется в поисках аналогии дню сегодняшнему в прошлое. Эталоном для сравнения является, как правило, Великая Французская революция; сквозь ее призму, широко используя рожденные ей понятия "термидор", "брюмер", "бонапартизм", многие историки и социологи пытались осмыслить русскую революцию 1917 г. А может ли помочь изучение истории Французской революции лучшему пониманию событий, разворачивающихся в России в течение последнего десятилетия? Существует ли некая аналогия между процессами, протекавшими во Франции с 1789 г. и в России с 1989 г.? Можно ли, исследуя основные тенденции политического и социального развития Франции 1790-х гг., дать прогноз относительно будущего России?

1789-1989

Исходным пунктом обеих революций следует, по-видимому, считать созыв парламента: 5 мая 1789 г. Людовик XVI открыл в Версале работу Генеральных штатов, 25 мая 1989 г. М.Горбачев открыл в Кремле заседание 1-ого съезда народных депутатов СССР. И во Франции, и в СССР "процесс пошел" после этого в сторону нарастания радикализма. Собственно, давно известно, что каждая революция обязательно проходит ряд сменяющих друг друга фаз: господство умеренных сменяется господством радикалов, затем начинается обратный процесс ("термидор"), увенчивающийся установлением личной диктатуры. Во Франции 1789-1793 гг. власть постоянно смещалась ко все более левым группам (от конституционных монархистов к жирондистам, т.е. умеренным республиканцам, а затем - к якобинцам). Этот же процесс мы могли наблюдать и в России. Требования масс становятся все более радикальными; народ начинает требовать немедленного введения рыночной экономики и ликвидации монополии КПСС на власть. На относительно свободных выборах Съезда народных депутатов РСФСР и местных Советов в марте 1990 г. торжествуют кандидаты радикально-демократической ориентации. Наконец, 12.06.1991 президентом России становится представлявший себя радикальным реформатором Б.Ельцин. Политическое уничтожение президента СССР М.Горбачева в конце 1991 г. является в каком-то смысле параллелью ареста Людовика XVI в июне 1791 г.
На волне массовых протестов к власти в России пришла коалиция, состоящая из второго эшелона партийной номенклатуры (стремившейся конвертировать власть в собственность) и "радикал-демократов". Победившая элита, множеством нитей связанная с теневым капиталом, немедленно приступила ко второму этапу номенклатурно-криминальной революции - форсированной приватизации государственной собственности.

1793-1993

В России, к счастью, не было "царства террора", которое установили якобинцы во Франции в 1793-94 гг. Прямой физический террор был с успехом заменен более соответствующим эпохе постмодерна информационным террором с помощью электронных СМИ. Единственным случаем, когда ельцинизм обратился к методам брутального насилия в духе Робеспьера и Сен-Жюста, был расстрел защитников Верховного Совета 3-4 октября 1993 г. Отметим кстати, что впервые депутат французского Конвента был казнен 9 октября 1793 г. Робеспьер, правда, не разогнал Конвент, но посылал его депутатов на гильотину целыми фракциями. И Робеспьер, и Ельцин обвиняли своих левых и правых парламентских оппонентов в сговоре с целью восстановления старого режима ("королевской тирании" или коммунистического тоталитаризма). "Надо, чтобы пособники тирании, вероломные депутаты, развернувшие знамя мятежа, ... ответили нам своей кровью". Это Ельцин 4 октября 1993 г.? Нет, Робеспьер (14 июля 1793 г. в Якобинском клубе).
Деятели первой волны демократического движения, защищавшие парламент осенью 1993г., - Р.Хасбулатов, О.Румянцев, В.Аксючиц, И.Константинов - в чем-то повторили судьбу Дантона и Демулена и тем подтвердили высказанную в ходе Французской революции истину: "Революция, подобно Сатурну, пожирает собственных детей".
Более важно другое. И Робеспьер и Ельцин, борясь против старого порядка, сокрушили его институты и структуры, но этим лишь расчистили место для господства новой бесконтрольной исполнительной власти; все, что могло бы ее ограничивать, разрушено под предлогом борьбы со старым режимом. В итоге новый режим начинает приобретать определенные черты сходства со старым. Ельцин, устранив в 1991 г. КПСС, а в 1993 г. - Советы (которые были им объявлены "остатками большевистской системы", хотя на практике представляли собой ростки парламентаризма), создал почву для бесконтрольной власти (а, значит, и коррупции) государственного аппарата. Этот аппарат заполнил вакуум, который возник, когда массы впали в апатию и, деморализованные и усталые, отошли от политики (во Франции спад активности масс начался в 1794 г., в России - уже в 1992-1993 гг.).

1799-1999 ?

Ныне мы, по-видимому, переживаем период, сходный с Директорией 1795-1799 гг., а сегодняшнего Ельцина можно сравнить с ее лидером Баррасом. Та же апатия народа; тот же вызывающий цинизм нуворишей (само слово появилось именно в середине 1790-х гг.), сделавших за годы революции огромные деньги буквально их воздуха (в основном за счет спекуляции и присвоения государственных средств). Россией 1997 г., как и Францией 1797 г., правит олигархия, состоящая преимущественно из "термидорианцев" (перекрасившейся партноменклатуры) и финансово-спекулятивной псевдобуржуазии (по выражению Солженицына, "скоробогатов" и "грязнохватов"). Но и во Франции многие якобинцы за время революции сколотили огромные состояния за счет взяточничества, вымогательства, казнокрадства и "приватизации" экспроприированных богатств аристократии. (Наиболее крупные предприниматели эпохи Наполеона вышли из самых революционных якобинцев!). И во Франции эпохи Директории, как и в современной России, государственный аппарат был коррумпирован снизу доверху.
Однако правившая во Франции 1795-99 гг. клика постепенно стала вызывать всеобщее недовольство и тем подготовила почву для прихода к власти Наполеона в ноябре 1799 г. (переворот 18 брюмера). Частнопредпринимательская буржуазия выступала против правившей олигархии, поскольку та не могла обеспечить в стране элементарную стабильность и порядок, необходимые для успешной коммерческой деятельности. Коррупция и разложение верхов на фоне падения уровня жизни народа вызывали всеобщее возмущение. Неслыханный рост преступности, с которым полицейский аппарат Директории не мог справиться, усиливал осознание недееспособности власти. Наконец, армия, оставленная без сапог и провианта, естественно, не могла испытывать к режиму теплых чувств. Комбинация всех этих факторов, в особенности всеобщая тяга к стабильности и порядку, сделала возможным переворот 18 брюмера.
Все эти факторы, как совершенно очевидно, существуют и в современной России. Их действие ведет со значительной степенью неизбежности к "русскому брюмеру" 1999 г., т.е. к военному перевороту и установлению военной диктатуры, которая и завершит революционный цикл 1989-99 гг. Эгоистичная элита делает все, чтобы этот вариант осуществился. "Опыт истории учит прежде всего тому, что народы и правительства ничему не учатся из истории", - проницательно заметил когда-то Гегель...